Общество устроено так, что некоторым становится тяжело жить даже из-за того, что они отличаются от большинства всего лишь какой-то незначительной деталью. Кто-то, например, любит что-то, что порицается большинством; а кто-то оказывается отщепенцем только по той причине, что может не вписываться в рамки общества из-за какой-нибудь детали собственной внешности. В любом случае, причин общественного порицания может быть очень и очень много, но мальчик, который сейчас шел по коридору, постоянно оглядываясь и как всегда переживая, волновался совершенно по другой причине.
Несмотря на то, что Римус учился уже на втором курсе и даже обзавелся неплохими друзья, он постоянно переживал о том, что о его тайне станет известно хоть кому-то. Когда ты оборотень, вряд ли можно быть уверенным в том, что знакомые и даже друзья примут тебя таким, какой ты есть. А учитывая то, что свой ­­­­«волчий» внутренний мир Люпин вообще расценивал как «непригодный для социальных связей» и прятал как можно глубже.
Слава Мерлину, что Дамблдор оказал мальчику и его семье такую услугу, позволив не только обучаться в школе, но и справляться со своими... проблема. Конечно, довольно подозрительно каждый месяц отправляться то по одним делам, то по другим, но это уж всяко лучше, чем покусать своих однокурсников во время очередного превращения. Наверное, больше всего на свете Рем боялся именно этого — причинить вред своим близким или вообще кому-либо невинному. В отличие от того оборотня, который укусил самого парня, Люпин никогда не стремился заклеймить кого-то этим страшным проклятием.
«Никого, вроде бы, — парнишка ещё раз огляделся, стараясь остаться незамеченным и проскользнуть так тихо, как это только возможно. До этого, в конце концов, его никто ни разу не увидел. — Вот и хорошо»
Казалось бы, что после шестнадцати успешных «побегов» можно было не опасаться, что что-то пойдет не так, но даже в состоянии близком к скорому безумию Римус старался учесть все возможные варианты и избавиться от большинства проблем заранее. От этого всё-таки зависела безопасность окружающих и его дальнейшая жизнь, которая могла бы пойти наперекосяк уже в школе, узнай кто-нибудь правду о нем.
Все эти мысли, правда, по мере приближения полнолуния начинали отходить на второй план. Как бы там ни было, а здраво мыслить тогда, когда уже через полчаса, а то и меньше, тебе предстоит преобразиться в совершенно другое существо, — дело довольно трудное. Боль, которой сопровождается перевоплощение обычно начинает давать о себе знать заранее, пусть и не в той концентрации. И именно она обычно не дает собраться с мыслями в последние часы перед встречей с полной луной.
Проникнув за парадные двери школы, мальчик двинулся вдоль стены, стараясь идти по тени и не издавать лишних звуков. Гремучая Ива была не так далеко, но до неё всё-таки ещё надо было дойти. Хорошо, что небо затянуто тучами, а факелы, что освещают пространство перед входом не светят настолько далеко, чтобы заметить кого-то крадущегося к школьным окрестностям. Единственное, что могло бы расстроить при других обстоятельствах — это лужи, которых по весне было слишком много и на которых запросто можно было поскользнуться. И, конечно же, стоило только на что-нибудь отвлечься, как Люпин сразу начинал терять равновесие на треклятой грязи.
Несколько раз шепотом прокляв лужи, мальчишка всё-таки добрался до заветного дерева. Бросив ещё один взгляд на тропинку и окружающие дерево кусты, он схватился за палку и нажал на нужный сук.
— Удачи, — тихо пожелал парень сам себе, пробираясь в тоннель и мысленно готовясь к худшему.

И в обычном состоянии узкие земляные коридоры, идти по которым приходится пригнувшись и постоянно стараясь не споткнуться об очередной корень, могут стать отличным препятствием и проверкой на некоторую доли прочности, а если говорить об измененных состояниях рассудка... В общем-то, учитывая то, что Римус страдал не только измененными состояниями рассудка, но и измененными состояниями тела, все это принимало ещё более скверный оборот.
Даже сейчас, когда боль отдавалась отголосками по всему телу, а мысли все больше путались, теряя свое главное свойство и грозясь исчезнуть совсем, мальчик какой-то частью сознания понимал, что выйти в этот раз стоило бы раньше. Кажется, его отвлекли друзья, вернувшиеся с наказания, которое им сегодня же и выписали. Да, точно. Джеймс слишком увлеченно рассказывал о том, что Спраут ушла почти сразу и его наказание скорее оказалось увлекательным путешествием по оранжереям, за которым вполне справедливо могло последовать ещё одно наказание... Именно из-за этого парень припозднился. Ему даже вспоминались взгляды друзей, когда он не очень-то правдоподобно солгал о том, что декан вызывал его к себе. В другой ситуации, может быть, юный Люпин смог бы придумать что-нибудь более складное, но сегодня продумывать такие детали было просто некогда.
«Когда уже кончится этот коридор, — остатки мыслей были столь же мучительно-противными, как и спазмы, терзающие тело. — Слишком длинный...»
И правда, сейчас проход к Визжащей Хижине тянулся как нельзя долго, и Рему казалось, что таким длинным тот не был никогда. К счастью, кончился он очень скоро, позволив парнишке оказаться в помещении, сделать несколько шагов по коридору и наконец запереться в комнате.
Теперь-то он всяко не должен никому навредить. Эта идея посещала его практически перед каждым превращением — а вдруг однажды он вырвется и покалечит кого-нибудь? Именно потому Римус каждый раз проверял замок на двери. Слишком уж велик и навязчив был страх. На сей раз, правда, времени не осталось ни на лишние проверки, ни на собственные страхи.
Боль, усилившаяся в несколько раз с момента последних приступов заставила мальчика повалиться на пол и даже предпринять попытку впиться ногтями в деревянный пол. То, что только что он посадил несколько заноз было уже совершенно побочным и неважным фактом, — обращение в оборотня процесс в тысячу раз более неприятный, чем десяток заноз под ногтями. Стоны же, которыми всегда сопровождались боли сейчас казались особенно громкими. Не такими, конечно, как волчий вой, который только предстояло слышать жителям деревни, но и ими вполне можно было напугать ребенка, который плохо спит по ночам.
За всем этим, естественно, просто невозможно было услышать шорохи и даже шаги где-то в коридоре. А уже через несколько секунд их невозможно было и осознать. Разве можно понять, что кто-то идет к тебе тогда, когда твой разум уже практически полностью во власти твоего личного внутреннего зверя? Зверя, который уже долгое время не видел никого, кроме самого себя. Зверя, которому каждое полнолуние приходилось довольствоваться исключительно самобичеванием. Понравится ли это хоть какому-нибудь хищнику?
Там действительно кто-то был и это подтвердилось открывшейся через некоторое время дверью. Медленно повернувшись на звук скрипнувших петлей, оборотень внимательно посмотрел на свою жертву. Лицо казалось очень знакомым и, кажется, сознание отчаянно пыталось напомнить о том, что охота на этого человека строга противопоказана сущности этого существа. Этот позыв, может быть, дошел бы сознания волка, если бы доля здравого сознания и смысла не была столь ничтожна.
Оскалившись, он одарил забредшего судя путника, за которого так рьяно боролась человеческая сущность, грозным рыком, не предвещавшим ничего хорошего. Хотелось сразу разорвать его на части, но, видимо, простые инстинкты не давали сделать этого сразу — проще убежать, если противник вдруг окажется сильнее. Точно так же, как и проще догнать, если противник окажется слишком слаб.

Жертва не стремилась убежать, по крайней мере, пока что, что могло говорить только о том, что она считает себя сильным противником. Или является им. Это оборотню только предстояло проверить.
Кажется, то слабое существо, которое подавлялось в это полнолуние точно так же как и в сотню предыдущих, все ещё сопротивлялось животному инстинкту своей второй сущности. Такое происходило каждый раз, если вдруг зверю приходилось на кого-то наткнуться, но сейчас состояния истинного хозяина этого тела было совсем уж нестабильным. По крайней мере те отголоски, что доходили до волка были достаточно сильными, что случалось редко — чаще всего Римус позволял своему внутреннему зверю как следует отыграться в те моменты, когда телом завладевал именно он. Другое дело, что в такие моменты рядом с этим самым телом обычного никого не было, кроме разве что каких-нибудь кроликов, на которых им приходилось наткнуться в детстве, когда превращения чаще всего проходили в лесу рядом с домом. Но сейчас рядом был настоящий человек, а не кролик или лисица и, видимо, именно это заставляло Люпина хотя бы стараться бороться с происходящим. Ничего, это тоже пройдет. С каждой секундой сознание становится все более подавленным и пассивным. Человеческий разум в полнолуние и без того не властен над своим зверем, а даже если и пытается что-то предпринять, это не оказывается продуктивным. Разве что замедляет некоторые его движения, что может при случае дать фору жертве.
А нынешняя добыча, судя по излишней разговорчивости, явно старалась достучаться до сознания мальчика, скрывавшегося за волчьей сущностью. Или же просто старалась выиграть время и запутать зверя — таких тонкостей ему было не понять, это бормотание было для него всего лишь сбивающими с толку звуками, но которые мог реагировать только человек внутри. И человек реагировал — он практически все свои силы положил на то, чтобы донести до своей второй сущности весь кошмар нападения на стоявшего перед ними ребенка. К сожалению, сил этих в любом случае было недостаточно.
Видимо, попятившийся к двери мальчик тоже понимал, что разговоры с оборотнями ни к чему хорошему не приводят. А может его просто напугали оскал и рык существа, движения которого в какой-то мере напоминали подергивания в каком-нибудь приступе. Это был идеальный случай для того, чтобы убежать, даже по мнению самого волка. Этот человек внутри дает жертве слишком большую фору, заставляя их сознания сталкиваться в... спорах, если это вообще можно так назвать. Если бы оборотень был способен ясно мыслить, в его голове сейчас однозначно билась бы мысль «я не могу трогать своих друзей». Хотя, и без способности мыслить зверь мог оценить старания своего «хозяина» по отвлечению от добычи. Теперь же, когда его внимание переключилось на происходящее внутри, ему в большей степени хотелось разорвать себя, а не того мальчика, который, может быть, уже даже и убежал. К сожалению или к счастью, оборотень не настолько мультизадачное существо, как человек, а потому сосредоточиться он мог только на одном — на своей жертве или на происходящем в его голове. В силу того, что слишком уж назойливыми были эти проклятые «шумы» в сознании, зверь остановился на втором.